Валерий Непомнящий: «В Камеруне нас встречали, как в Москве Гагарина!»

Валерий Кузьмич Непомнящий, ныне 75-летний пенсионер, проживающий в подмосковном Толстопальцеве, и сам считает камерунскую эпопею наиболее яркой страницей своей богатой событиями жизни.

— Как вам удается поддерживать такую прекрасную форму? На тренерской работе — понятно, но сейчас-то?

— Даже не знаю. Думаю, это заслуга не моя, а папы с мамой.

— Может, сказывается благотворный воздух Подмосковья?

— Это уж точно! Места здесь сказочные. Да и судьбе было угодно, чтобы я смолоду вел правильный образ жизни. Передо мной все время были хорошие примеры. Вот так, без вредных привычек, жизнь и прожил.

— Снежок зимой около дома сами чистите или кто-то помогает?

— Сам, только сам! По осени — листья, потом — снег. От такой работы плечевой пояс укрепляется.

— Как относитесь к тому, что журналисты частенько называют вас дуайеном, старейшиной российского тренерского цеха?

— А на что тут обижаться?! Это так и есть. Мне, наивному, казалось, что я во все времена был самым молодым. В юности все мои друзья были на два-три года старше. Затем стал самым молодым тренером первой лиги… Вот так — молодой, молодой, а потом вдруг — раз и самый старый. (Смеется.) Конечно, хочется казаться помоложе, но ничего не сделаешь.

— Не докучают звонки с просьбами дать прогноз на матч или экспертную оценку каких-то футбольных событий?

— Нет. Но я давным-давно заметил: как только даю прогноз на тот или иной матч — всякий раз невпопад. Правда, у меня есть железная отговорка — это футбол, а в футболе все бывает. Недавно меня попросили быть полуофициальным экспертом в одной букмекерской конторе. Недели три я с ними сотрудничаю, и из восьми прогнозов результат угадал в половине случаев, а вот со счетом просто беда.

Валерий Непомнящий / Фото: © РИА Новости/Антон Денисов

«Переводчиком у меня был боксер»

— У вас богатейшая биография — родились на Алтае, играли и учились в университете в Туркмении, тренировали в Камеруне, Китае, Турции, Корее, Японии, Узбекистане, да и Россию почти всю объездили. Что стало самым ярким в вашей футбольной жизни?

— Что тут лукавить — Камерун. Чемпионат мира 1990 года в Италии. А вот 88-й и 89-й готов забыть, вычеркнуть из жизни — это кошмар какой-то.

— Что вас побудило в 1988 году поехать в Африку? Крайне решительный шаг, если не сказать авантюрный…

— Это все с подачи тогдашнего директора Высшей школы тренеров Вячеслава Васильевича Варюшина. В те времена в Африку посылали в командировку — два года поработает человек, вместо него приезжает другой. Меня несколько раз оформляли на работу за границу в качестве тренера молодежной сборной — то в Алжир, то в Тунис, то в Марокко, то в Суринам. Но каждый раз что-то срывалось. Для меня это уже стало чем-то несбыточным.

И вдруг поступает сигнал — ты нужен молодежной сборной Камеруна. Какая, думаю, разница — Суринам, Камерун… Тем более что у меня уже было представление о камерунцах. В 1982 году, когда я был на чемпионате мира в Испании в составе группы из 30 советских специалистов, эта сборная произвела на меня впечатление: она сыграла вничью в трех матчах — с поляками, итальянцами и перуанцами — и не вышла во второй раунд только из-за худшей разности мячей. Поэтому Камерун был для меня футбольной страной. 

— Читал, что вы прибыли прямо с корабля на бал…

— Да уж, приехал в Камерун, кажется, 2 ноября, а уже 8-го там начинался турнир Таможенного союза стран Центральной Африки. И играть нужно было не молодежной, а национальной сборной. Мне сказали — ну давайте, руководите. Мы турнир выиграли, но моей роли в победе не было никакой. Я просто смотрел, а игрой руководили помощники. Вот так я и начал работать с национальной командой.

— Ни французского, ни английского языка толком не знали?

— Абсолютно. Когда я оформлялся в Алжир, Тунис, Марокко, то есть во франкоязычные страны, мне в рекомендациях почему-то писали, что надо поднажать на изучение… английского. Я начинал им заниматься и хотя бы знал несколько фраз — типа how much? А по-французски — только cherchez la femme. (Смеется.)

А дальше — прилетаю в Камерун, и вдруг выясняется, что в этой стране север англоязычный, а центр и юг говорят на французском. А я по сути не знаю ни того, ни другого.

— Переводчика-то вам хотя бы дали?

— Дали. Камерунца, который по-русски говорил очень плохо. Понимать-то вроде понимал, но сказать правильно не мог. Он в свое время занимался боксом у Станислава Степашкина, который приезжал в Камерун тренировать местных спортсменов. Но мне на первом этапе здорово помогали молодые посольские ребята, они очень любили футбол и никогда не отказывались помочь мне провести собрание, установку на игру или просто с кем-то поговорить.

А годика через полтора я уже сам заговорил по-французски. К чемпионату мира мог провести индивидуальную беседу с игроком или дать установку без переводчика.

«Козлятина, джин-тоник, суп из змеи…»

— Многие наши соотечественники, отправляясь в Африку, опасаются жары, малярии и других болезней, нищеты. Вас это не смущало?

— Честно говоря, когда ехал в Камерун, понятия не имел, что такое Центральная Африка. На самом деле я легко адаптируюсь ко всему. Да и климат оказался не таким уж страшным — там нет изнуряющей жары, сезон дождей довольно короткий. Правда, в летнее время город накрывает пелена песка, которую ветры приносят из Сахары. Это создает дискомфорт. Да, там можно обгореть даже в пасмурную погоду, но я был к этому подготовлен, потому что до того много лет жил в Туркмении.

А что касается малярии, то опять же судьба меня миловала — ни разу не слег. Супруга — да, страдала.

— Вы постоянно проживали в столице — Яунде?

— Да. В первые четыре месяца мы с супругой жили в отеле, потом нам предоставили виллу. Она принадлежала министру молодежи и спорта, а мы ее вроде как арендовали.

— Быстро свыклись с местным бытом?

— Где бы я ни был, мне не составляло труда привыкнуть к новой обстановке. Может, потому, что меня еще в детстве научили, как правильно себя вести. И я понял: в любой стране нужно выполнять ее законы и питаться тем, что едят местные. Я вообще человек не привередливый, поэтому меня это не угнетало ни в Азии, ни в Камеруне.

Раньше я с алкоголем не дружил, а там научился пить джин с тоником, и этот напиток мне очень даже понравился. Тем более что, как мне сказали, джин — чуть ли не лекарство против малярии. Я им не злоупотреблял, конечно, но по вечерам порцию себе позволял.

— А что выделите в местной кухне? Что для нее типично?

— Первое время мы с супругой питались в ресторанах, но поскольку по-французски не говорили, случалось всякое. Помню, заказали какое-то камерунское блюдо, нам подали его на банановых листьях. Смотрю — кусок мяса, я начинаю пилить его ножом, а оно не поддается. Выяснилось, что это камерунский козел, у которого очень крепкие мышцы. Думаю, ну все, больше я это блюдо не заказываю. Приходим вечером на ужин, думаем, что меню уже поменяли. Я показываю на блюдо, а официант несколько удивленно на меня посмотрел и пожал плечами. Потом принес мясо и торжественно доложил, что это то же самое, что он подавал на обед — то, что мы не съели.

В общем, получилось так, что в первые несколько дней мы, кроме завтрака, нормально не ели. Потом пригласил переводчика на ужин — он помог нам выбрать нужное. И только со временем научились сами правильно делать заказ.

— Что-то экзотическое, помимо козлятины, пробовали?

— Как-то раз у нас с командой был общий ужин. Подали суп с белым мясом, я решил, что это рыба-капитан, и с удовольствием поел. Я к супам вообще неравнодушен — советское воспитание. А потом мне сказали, что это было мясо крупной змеи, типа питона.

А вот в Китае я ел змею в жареном виде, и так она мне понравилось гораздо больше, чем в супе.

— По одной из версий название страны Камерун произошло от португальского слова camarao — креветка. Там действительно какие-то особые креветки?

— Знаете, у меня много недостатков, и один из них — то, что я абсолютно равнодушен к морепродуктам. Даже не знаю почему. Кто-то объяснял мне, что я по гороскопу лев и поэтому интуитивно отказываюсь от того, что мне есть не нужно. Так что креветки для меня совсем не деликатес, хотя и в Камеруне, и в Китае, и в Корее их готовили великое множество. Даже удивительно: все в моей семье их обожают, а вот я дружу с мясом.

«40 процентов мне, 60 — «Совинтерспорту»

— Чем вы с супругой занимались в Африке в свободное время?

— В Камеруне очень четкий распорядок дня: там рабочая жизнь начинается в 6 утра и заканчивается в 6 вечера. Из этих 12 часов обязательно есть время на сиесту. Камерунцы вообще готовы спать и днем, и ночью. А вот после шести вечера у них начинается самое интересное. Но за все время моего пребывания в Камеруне, за исключением последнего периода перед ЧМ-1990, когда команда жила в отеле, я ни разу не был в пивном ресторане или в простой пивнушке, хотя к пиву неравнодушен.

Свободное время обычно проводил в посольстве. Там популярны были волейбол, бильярд. Даже в домино рубились к моему удивлению.

Что касается телевидения, то был всего один канал, причем открыли его незадолго до моего приезда. Он работал с 6 до 11 вечера, и каждый день обязательно транслировали какой-то футбольный матч — как правило, в записи. И я, естественно, проводил время у телевизора.

— Охрана у вас была? 

— Первые четыре месяца, как я уже говорил, мы с женой жили в гостинице, а потом переехали на виллу и перевезли весь наш скарб. Вдруг обнаружилось, что ни вода, ни свет там пока не подключены. Поэтому на ночь мы были вынуждены вернуться в гостиницу. Когда на следующий день вернулись на виллу, сразу поняли, что нас ограбили. Унесли все, что было нажито. В том числе бутылку вина и десяток яиц. (Смеется.)

Жена испугалась: «Как я буду тут жить, если в любой момент могут прийти и ограбить?» Я написал письмо в Москву — и мне разрешили нанять охранника. Им стал молодой парень из нашего торгпредства. Я встречался с ним в 1993 году, когда ездил в Камерун уже по окончании командировки. Он с гордостью признался, что за то время, что работал у меня, сумел накопить на свадьбу. Вот пожалуйста — еще один счастливый человек рядом со мной оказался!

Но справедливости ради надо сказать, что с тех пор на наши средства никто не посягал.

— Платили-то исправно?

— Из полутора тысяч долларов, которые мне были положены по контракту, 40 процентов получал я, а 60 процентов уходили в «Совинтерспорт». Но и это меня вполне устраивало.

— Как тренеру сборной, вам наверняка приходилось много передвигаться по стране. Ездили на машине? Или летали?

— Кроме Дуалы — экономической столицы Камеруна, расположенной на побережье, — я почти никуда не выезжал. В другие города гораздо сложнее было добираться на машине, потому что там бездорожье. Я ездил на очень серьезном авто — Nissan Patrol, это прямо бензоколонка на колесах! В Камеруне всегда были проблемы с дизельным топливом. В федерации мне постоянно бубнили одно и то же — денег нет, топлива нет, экономический кризис и все такое. И тогда меня вновь выручали торгпредовские и посольские — одалживали дизтопливо.

А летали мы только командой, на матчи национальной сборной. А на просмотры игр — только на своей машине. Иногда проводили сборы в таких местах, что вспомнить страшно. Ужас!

«К моему счастью, грохнули мы этот Габон»

— В Африке нередки случаи, когда в работу главного тренера сборной вмешиваются сильные мира сего — министры, парламентарии, а то и президенты. Вечно хотят порулить. В вашей практике не было подобного?

— Я подписал контракт через восемь дней после приезда в Камеруне. Один из пунктов гласил, что я должен в своей работе следовать рекомендациям Президентского совета, в который входили руководители государства, спорта и так далее. Один раз я действительно попал в критическую ситуацию. Начало отборочного цикла у нас получилось не очень удачным: мы сыграли дома вничью с Анголой и на выезде уступили Нигерии. Третья игра у нас была с Габоном — и если бы проиграли и ему, уже никак не попадали бы в финальную часть чемпионата мира.

За неделю до матча меня вызвали в Президентский совет. Захожу — там группа товарищей с суровыми лицами. Дают мне листок бумаги с восемью фамилиями и говорят: «Ситуация сложная, поэтому мы рекомендуем вам привлечь в стартовый состав эту восьмерку. А еще троих можете выбрать сами». Я сначала не понял, потому что четверо из восьмерых вообще не находились на нашем сборе.

— Что за бред?

— Оказалось, одна камерунская команда играла в отборочном турнире Африканской лиги чемпионов и выиграла в нем один матч. Четверо из этого клуба были у меня в сборной, а еще четверых не было. Впоследствии выяснилось, что играли они против клуба из Чада, страны, в которой футбол вообще не в моде…

— Ну, а с Габоном-то как сыграли?

— Мы полетели на эту игру военным грузовым самолетом, сидели в нем на лавках, прямо как десантники. А перед самим матчем министр спорта мне неожиданно поведал: «Месье Валери, я к вам очень хорошо отношусь, вы — мой выбор, это я вас пригласил, но давайте так договоримся — если мы проиграем, вас сразу же отправляем в Москву, а следом попробуем эвакуировать и вашу жену. Потому что в случае проигрыша вашу виллу точно сожгут».

Прилетели в Габон за три часа до начала игры. Добрались до стадиона — за два. Там нас уже ждали ребята-легионеры…

Эта длинная история закончилась тем, что мы выиграли у Габона со счетом 3:1, потом обыграли нигерийцев и ангольцев, в стыковых матчах взяли верх над Тунисом —  дома и на выезде — и так пробились на чемпионат мира.

Перед мировым первенством на меня тоже давили, хотели заменить на какого-то французского тренера, но обошлось.

«Добро на улицу Валери дали через две минуты»

— Перейдем к хорошему. Можно утверждать, что с ЧМ-1990 вы и ваша команда вернулись героями?

— Это тоже целая история. Мы летели из Италии чартерным рейсом на «Боинге», который еле-еле взлетел. Ребята хорошо закупились и набили багажом чуть ли не весь лайнер. Нашим футболистам долго не платили, а перед первой игрой с Аргентиной выдали все премиальные — получилась кругленькая сумма. Вот и разгулялись!

Прилетели в Дуалу, там от аэропорта до города, наверное, километров пятнадцать. Это было ранним утром — между 6 и 7 часами. Так на протяжении всего этого пути нас встречали, как в Москве Гагарина! Был шикарный обед, потом такой же ужин.

На следующий день приземлились в Яунде. Из аэропорта на шести автомобилях с открытым верхом поехали в отель — какими-то зигзагами через весь город. И везде толпы народа — мне показалось, там была вся страна. Эти три или четыре километра мы ехали часа два с половиной.

Такого обожания, такого энтузиазма я, наверное, больше в жизни не видел. Просто не описать! Мне давали подержать на руках каких-то детей — и только потом объяснили, что это в Камеруне проявление высшего уважения.

В отеле тоже было столпотворение — журналисты, родственники, друзья, да и просто незнакомые люди. Все ликовали.

А на следующее утро нас отвезли к президенту страны, который нас награждал орденами и медалями.

После возвращения с ЧМ-1990 Валерия Непомнящего и его игроков принял и наградил президент Камеруна Поль Бийя.

— Правда, что в Яунде есть улица вашего имени?

— Ох, смотрю, эта история гуляет из одного СМИ в другое. Расскажу, как было на самом деле. После чемпионата мира ко мне в Яунде приехала дочь. Ей было 20 лет, она выходила замуж, и мы решили купить ей там свадебное платье. В общем, два-три раза проехались с ней по городу.

Один мой знакомый из посольства сказал: «Валерий Кузьмич, поедемте в ваше кафе!» Я удивился. Привозит — стоит избушка, внутри — столы и лавки. Не стулья, а настоящие лавки. И вывеска такая — художественно исполненная, но в стиле примитивизма: Bar M Valery и еще две буквы в конце. Я спрашиваю у товарища: «Ты уверен, что привез меня куда надо?» Я знал, что в городе еще есть NepoBar, тоже вроде как в честь меня. А этот — Valery.

Тут выходит хозяин — у него глаза из орбит. Лобызает меня четыре раза, как принято в Камеруне. И подтверждает, что заведение названо моим именем.

Теперь про улицу. На следующий день тот же товарищ отвез меня на окраину Яунде, уже в предгорье. Подъезжаем, там вывеска — Rue Valery. Он говорит — вот улица вашего имени. Должен, правда, сказать, что там частный сектор и всего два дома. Выходит камерунец, прилично одет, с удивлением на меня смотрит и рассказывает, что он обратился в муниципалитет с просьбой, чтобы улица на его территории была названа в честь главного тренера сборной Камеруна. Так ему дали добро через две минуты!

— Когда и при каких обстоятельствах вам вручили орден Почетного легиона?

— На приеме у президента страны, на следующий день после прилета в Яунде. Кстати, в статуте ордена написано, что его кавалер является неприкосновенной личностью на территории камерунской столицы.

— Это самая высокая награда в вашей жизни или было что-то ценнее?

— Даже не знаю. У меня нет ни советских, ни российских правительственных наград за исключением медали «20-летие победы над фашистской Германией», которой меня наградили еще в армии, в 1965 году. Она, кстати, пригодилась, когда мне назначали пенсию. Удивительное дело, у меня трудовой стаж 50 лет, а мне говорили, что его не хватает, потому что работа за рубежом якобы не считается.

— Что представляет собой орден Почетного легиона?

— Это такая скромная петличка, как у французов, только у них она красная, а у меня желтая, ну и сам орден.

Фото: © Из личного архива Валерия Непомнящего

— Что еще у вас осталось на память о годах, проведенных в Камеруне?

— Есть у меня девушка-красавица из слоновой кости, есть маски, где-то лежит копье. Кстати, деревянных масок у меня две, одна оказалось ценной, а вторая — обычная.

— Наверняка фотографии того времени сохранились, видео…

— Видео — нет, тогда это была редкость. А фотографий, конечно, много.

«Милла — легенда, икона»

— Поддерживаете связь с кем-то из камерунских футболистов?

— В 1993 году, когда уже работал в Турции, съездил Камерун, чтобы найти там какого-нибудь игрока для своего клуба. За неделю до меня там был Володя Федотов, трудившийся тогда в «Спартаке». Я об этом знать не знал, а когда прилетел в Камерун, мне сказали, что ловить там нечего. Потому что, во-первых, прилетел не вовремя, а во-вторых, перспективных молодых ребят отслеживают французские клубы, они их как косой косят — забирают в свои интернаты, обучают и тренируют.

Зато за три дня встретился со всеми своими камерунскими помощниками. С тех пор ни с кем из футболистов не виделся. Но в свое время обменялся видео-обращениями с Роже Милла.

На Кубке конфедераций в России в 2017 году сборная Камеруна была в Москве. Оргкомитет попросил меня встретиться с этой командой. Как ни странно, в ее составе был человек из моего призыва — защитник Альфонс Жомби. В 1990-м ему было 20 лет, и он лишь раз тогда вышел на замену — если не ошибаюсь, в матче с румынами. А сейчас работает в федерации футбола Камеруна. Мы с ним встретились, очень хорошо поговорили и отлично друг друга поняли.

— А с Это’О встречались?

— Да, после матча ЦСКА — «Реал» в Лиге чемпионов. Он был одет в шубу, потому что было холодно. Сказал, что меня лично не знает, но его папа просил передать мне большой привет, потому что в Камеруне меня по-прежнему ценят и уважают. Минут десять пообщались.

— Кто, по-вашему, лучший игрок в истории камерунского футбола?

— Милла. В Европе он был совершенно недооценен в свое время. Ну, а в Камеруне это легенда, икона. У него было феноменальное понимание футбола. Он настолько тонко чувствовал игру, лишних движений совсем не делал. А как следил за собой! Ни грамма лишнего веса. На ЧМ-1990 ему 38 было, а он и в 42 еще сыграл в Америке.

Роже Милла / Фото: © Getty Images

— Работа с камерунской сборной была вашим первым иностранным опытом. Он потом вам пригодился в Турции, Китае, Корее, Японии?

— Думаю, да. Я понял, что нельзя приезжать за границу с апломбом. Нужно понимать, что ты едешь в первую очередь, чтобы быть полезным, ни в коем случае не диктовать свои условия и не требовать ничего несбыточного. Нужно приспособиться к тем условиям, в которых работаешь.

В том же Камеруне не было ни нормальных мячей, ни мест для тренировок, но надо было находить выход из ситуации, а не становиться в позу.

— И последний вопрос. Я и сам два года жизни отдал Африке, только чуть пораньше вас и поюжнее. Признаться, время от времени тянет туда вернуться на недельку-другую. У вас такое бывает?

— Если говорить о Камеруне, то нет — уж очень там все сложно. А вот в Турцию, Китай, Корею, Японию возвращаюсь с удовольствием.