«Обезображен, обесславлен футбола толстокожий бог…» Как блеснуть в тусовке интеллектом

Футбол ворвался в жизнь российского общества начала ХХ века так же стремительно, как автомобили, самолеты и телефон. Поэтому нет ничего удивительного в том, что английская игра стала не только способом проведения досуга или любопытным зрелищем, но и отразилась в культуре. Серебряный век русской поэзии сильно ломал устоявшиеся литературные стереотипы, и появление в лирике отсылок к виду спорта стало лишь продолжением тенденции на новаторство. Впрочем, футбол в стихотворениях поэтов Серебряного века и дальше — зачастую не просто игра, а некая философская (привет Луи ван Галю!) рамка для выражения мыслей.

Осип Мандельштам — «Футбол» (1913)

В этом стихотворении Мандельштам через спортивные метафоры рассказывает ветхозаветную притчу о Юдифи и Олоферне. Юдифь была еврейской женщиной, отрезавшей голову полководцу ассирийцев Олоферну и спасшей тем самым свой город. «Обезображен, обесславлен / Футбола толстокожий бог» — пишет Мандельштам, сравнивая голову Олоферна с футбольным мячом. Далее происходит развертывание метафоры. Смерть ассирийского полководца воспринимается как упущенная победа (Олоферн хотел провести ночь с Юдифью и был ею обманут): «Не допив кубка, покатилась / К ногам тупая голова». Собственно, в остальном на этом весь футбол в стихотворении заканчивается, однако сила сравнения, его неожиданность и точность создают очень яркий и страшный визуальный образ.

Телохранитель был отравлен.

В неравной битве изнемог,

Обезображен, обесславлен

Футбола толстокожий бог.

Осип Мандельштам — «Второй футбол» (1913)

А вот «Второй футбол», в отличие от первого, будет гораздо ближе любому болельщику и любому, кто когда-либо мечтал погонять мяч вместо школьных занятий. Здесь поэт описывает утро «на дворе военной школы». Скучные, однообразные, набившие оскомину будни противопоставляются игре. Для мальчиков, которые томятся «в силках науки и забавы» футбол воспринимается как своеобразная отдушина. При этом веселья в изображении матча все равно никакого нет. Кажется, что игра идет злая, молчаливая, со множеством грубых стыков. Возможно, что во многом это отражало настроения, царившие на тот момент времени в обществе. Все кипело, бурлило и в любой момент могло закончится большой потасовкой — и, собственно, закончилось.

Чуть-чуть неловки, мешковаты 

Как подобает в их лета, 

Кто мяч толкает угловатый,

Кто охраняет ворота…

Саша Черный — «На пустыре», 1932

В чем-то это стихотворение отсылает к предыдущему. Здесь тоже нельзя сказать, что игра веселая: она нервная, экзальтированная. Чувство напряжения увеличивается еще и благодаря абсурдности происходящего: «Вместо мяча / Бак из-под дегтя». В отличие от Мандельштама Саша Черный даже не пытается скрыть агрессию, а говорит о ней в открытую: «Скачут, рыча, / Вскинувши когти, / Лупят копытом, — /Визгом сердитым». Футбол начала века в поэзии — нечто грубое, с налетом маргинальности, сопровождаемое какими-то неприятными ассоциациями. Однако именно это в нем хорошо — он рушит устои и помогает бунтовать против наскучившего и угнетающего миропорядка.

Три подмастерья, —

Волосы, как перья,

Руки глистами,

Ноги хлыстами

То в глину, то в ствол, —

Играют в футбол.

Николай Заболоцкий — «Футбол» (1926)

Совершенно другим предстает футбол в стихотворении обэриута (ОБЭРИУ - Объединение Реального Искусства) Николая Заболоцкого. По традиции символизм становится основой этого поэтического высказывания, и все, о чем пишет автор можно было бы свести к строчке «Свалились в кучу беки». Только к этим бекам можно добавить и форварда, и голкипера, и мяч. В данном случае футбол — просто метафора жизни, где победы, удачные финты и голы чередуются с поражениями, болезненными стыками и попаданиями в перекладину. В конце концов игра заканчивается — главный герой, форвард, получает травму и оказывается в больнице, и вот он уже «спит без головы». А жизнь заканчивается, как и футбол.

Ликует форвард на бегу.

Теперь ему какое дело!

Недаром согнуто в дугу

Его стремительное тело.

Как плащ, летит его душа,

Ключица стукается звонко

О перехват его плаща.

Танцует в ухе перепонка,

Танцует в горле виноград,

И шар перелетает ряд.

Николай Глазков — «Про футбол», 1939

Николай Глазков, считавший себя наследником традиции ОБЭРИУ и, как он сам говорил, «последним нео-футуристом» сократил большое стихотворение Заболоцкого всего до четырех строчек. К сегодняшним футболистам это вряд ли было бы применимо, однако Глазков, как и Заболоцкий, скорее всего, проецировал футбол на жизнь и говорил о том, что в беготне нет никакого смысла, если нет друзей и возлюбленной.

Их головы обнажены.

Навыкате безумные глаза.

Бегут те юноши без друга, без жены…

Но все равно: да здравствует азарт!

Иосиф Бродский — «Развивая Платона», 1976

Главный реформатор русской поэзии ХХ века тоже не обошел стороной футбол. Он написал строчки, которые часто сегодня принято выдергивать из основного контекста стихотворения: «Изо всех законов, изданных Хаммурапи, / самые главные — пенальти и угловой». На самом деле это лишь часть описания быта жителей города, в котором хотел бы жить лирический герой Бродского. Просто посещение футбольных матчей входит в распорядок дня. Картина в стихотворении вырисовывается, хоть и слегка насмешливая, но в определенном смысле идиллическая. В самом деле, посещать футбольные матчи — прекрасно! Сам же город у поэта становится смесью английского портового городка с Санкт-Петербургом — тогда Ленинградом — в который Бродский всю жизнь хотел вернуться, но так и не вернулся.

Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой

там, где нога продолжает начатое головой.

Изо всех законов, изданных Хаммурапи,

самые главные — пенальти и угловой.